На границе стихий. Проза - Сергей Смирнов

– Слушай, Дим, а там ничего… это… не заклинит?

– Иди к машине как дам знак кидайте всё подряд никого не слушайте ничего там не заклинит.

Вот! Не заклинит и всё. Не может заклинить, потому что – проверено, потому что советское – самое надёжное.

– А сколько всего будет загрузки, сколько там этих помидоров-то?

Хотя я уже и сам примерно представлял, что вес аппарата приближается к критической массе.

«Суперкарго» долго шевелил во тьме своими отмороженными губами и пальцами, потом ответил:

– Около двенадцати главное взлететь всё будет в порядке.

И я вернулся к машине, а Дима ещё несколько раз уходил к оседающему гиганту с сумками и кульками, как в ночную разведку за линию фронта.

Мохеровой Шапки видно не было, – наверное, загрузила своё и уехала оформлять документы. Тут уж «Газели» облепили самолёт, как гиены загнанную антилопу, какие-то люди таскали мешки и коробки в салон, уже до верху набитый грузом, обтянутым сеткой. Как ни странно, для всего находилось место!

По толпе провожающих прошёлся лёгкий шепоток: «Экипаж приехал!!!».

Теперь-то, подумал я, всё должно как-то упорядочиться, нельзя же так грузить воздушное судно, у которого впереди пять тысяч километров возбуждённой тропосферы. Как же крен и дифферент, дорогие мои?!

Одна из «газелей», недовольно урча, отползла в сторону, уступив место более сильному противнику.

С экипажем пришло две машины: «газель» и «волга», обе на прогнутых рессорах. Командир, второй пилот, штурман, радист, борт-инженер. И ещё один, которого все называли по имени-отчеству.

Я тоже знал его. Это был так называемый пилот-наставник, двадцать лет бороздивший небо Арктики вдоль и поперёк, снизу вверх и сверху вниз, и по диагонали, и по окружности. Много-много лётных часов. Буквально на износ, по-северному.

Ас.

Высокий, спокойный, уверенный в себе человек с сединою на висках. Поверх форменного кителя – гражданская поношенная куртка, и на голове барашковая шапка с козырьком, чтоб солнце не слепило.

Тихо и неторопливо, по нескольку раз на дню, в течение недели, пока заказчик собирал по продовольственным базам загрузку, он ходил на местный рынок с клетчатой сумкой на колесиках и возил.

Что возил?

Да не важно, что! Заслужил, и всё!

Кап-кап, – привёз.

Привёз, – кап-кап.

Таких асов в эскадрильи было несколько человек, и каждый из них имел право раз в месяц куда-нибудь слетать. Поучить, понаставлять молодёжь. Может быть, даже провести какие-то учения, на земле или прямо в полёте. Помочь принять решение в экстремальной ситуации, или даже создать её, чтоб потом – помочь.

Экипаж тоже чувствовал себя спокойно, уверенно, – молодёжь быстренько закидала свои полторы тонны и пошла готовиться к взлёту. А вот блатные как-то излишне суетились, долго искали укромные уголки, куда бы что сунуть, от глаз спрятать. Они же не специалисты, как «суперкарго». А сразу, вот так, на бегу, этому не научишься.

Возились, короче.

– Коля, – спокойно сказал пилот-наставник, – пойди движки включи. Может, побыстрей дело-то пойдёт.

Коля, второй, пошёл и включил. Принял наставление к действию.

Все, конечно, тут же забегали, кричат что-то друг другу, руками машут, но ничего не слышат, – двигатели-то ревут-свистят, ветер ураганный дует из турбин.

Поднялась полярная позёмка.

Отовсюду, из темноты, от машин, согнутые фигуры потащили уже всё подряд, как Дима и говорил. Мы тоже не зеваем, тащим прямо на аппарель. Но ставим немного как бы сбоку, скромно осторожно. Телевизоры с видиками вообще на снег поставили, мол, не наши, но если что – обратно заберём, до следующего рейса.

А чуть в отдалении, под крылом, стоит такая маленькая сумочка болоньевая, и в ней ящичек. Ящичек стоит, а сумочка вокруг него бьётся, вот-вот улетит, разорвётся в клочки. Но не улетает, – ящичек не даёт. Думаю, в нём килограммов двадцать-то было!

Восемь блатных пассажиров сидят на ящиках внутри перед аппарелью и тихо смотрят на остающихся, с жалостью, похоже: вам-то не повезло, вас-то не взяли, вы, значит, остаётесь, а мы уже там, за чертой, почти в небесах.

Откуда-то сверху, с груза, сваливается борт-оператор Дима и торжественно подползает к пульту и включает аппарель на подъём.

Жужжание есть, а подъёма нет.

Ещё раз.

Подъёма нет, а жужжание такое, как будто батарейки кончились. У-у-у… И тишина.

Вокруг ревёт, снег летит, все стоят, не знают, что делать.

И тут, перекрывая всю эту свистопляску, раздаётся зычный командный голос пилота-наставника:

– А ну, парни, взялись!!!

И все, кто был, мешая друг другу, ухватились за эту чёртову аппарель, уставленную, как на вокзале, вещами, и дружно воткнули её на место.

Клац!

Дрын-нь. Сорвалась с крючков!

А ну, ещё!!!

Клац!

Дрын-нь…

А ну!!!

Клац!

Дрын-нь…

Устали! Положили!

Дима сверху помогал, сидя на этой самой аппарели, делал зверски озабоченное лицо. Когда опускали, быстро убрался.

Пилот-наставник немного подождал и снова:

– А ну, так тя!!!

Клац!

Повисела немного. Дрын-нь…

Димина голова снова в прорези появилась, и он, глядя куда-то в толпу под хвостом, прошептал кому-то одними губами – всё равно не слышно ничего, но все поняли:

– Топор неси.

– А где он?! – прошелестело снизу.

– В туалете.

Этот кто-то шустро побежал в туалет, и через минуту Дима уже ловил хороший такой тяжёленький плотницкий топор.

Тут же сверху раздалось: – Бам-м! Бам-м!

По стратегическому металлу! По крючку этому, мля! Ненавистному.

У борт-оператора лицо было, как у Чарли Чаплина, когда он сам с собой из-за занавески дрался. И даже по лицу себя бил. У оператора лицо было даже более осмысленное, чем у Чарли. Ведь бил он наотмашь топором. По маленькому такому крючочку.

Хе-хе, повисло!

Повисело.

Дрын-нь…

Клац! Бам-м! Бам-м! Дрын-нь…

Клац! Бам-м! Бам-м! Дрын-нь…

Музыка, едрёнть! Сюита «Полёт валькирии»!

– О-пус-кай! – это, конечно же, пилот-наставник. На то он и наставник, и пилот, чтоб всегда вовремя найти единственно правильное решение!

Аплодисменты.

Наставник сам забрался на проклятую аппарель, внимательно осмотрел щель между нею и корпусом, и… и вынул оттуда расплющенную такую болоньевую сумочку. Может быть, ту самую, тут я душой кривить не буду. Но – расплющенную!

Конец ознакомительного фрагмента.